Педагогическая поэма второго порядка - Страница 28

Взбегая на склон, Славик различил голоса. Незнакомые. Начальственные.

— Это не игра! — рубленными фразами изъяснялся некто незримый, и чувствовалось, что он при этом слегка выпучивает глаза. — Это саботаж! Массовый и организованный.

— Возникает вопрос: кем организованный? — вильнул в ответ елейный теноришко.

Славик пригнулся и продолжил путь наверх короткими перебежками. Добравшись до первого мегалита, залег, выглянул. На двух бетонных блоках, застеленных раскатанными «пенками», сидели друг напротив друга четверо: грозный замминистра Николай Иванович с багрово-синим пятном на переносице и трое гроссмейстеров в сюртуках и треуголках — в том числе и тот, пузатенький.

Все понятно. Караул отослали, а сами решили провести секретное совещание.

— Что значит — кем? — гневно вздымая бровь, переспросил замминистра. — Вашим разлюбезным Петром Маркеловичем, кем же еще? Развал, полный развал…

— Может, оно и к лучшему, — покряхтев, отозвался третий. — Давно он по краешку ходил, ох давно. Представить отчет о том, что здесь творится…

— И обязательно упомянуть, что сам он даже приехать сюда не удосужился, — подтявкнул пингвиноподобный. — Видите ли, некогда ему…

Справа послышался шорох. Славик повернул голову и увидел еще одного соглядатая, залегшего за соседним блоком. Зеленоватый плащ эльфийского образца сливался с травой. Кто-нибудь наверняка из отосланного на фиг караула. Любопытно ведь… Видя, что его заметили, подслушивающий приложил палец к губам. Славик кивнул.

— А мне это, честно сказать, не нравится, — прозвучало на бугре.

— Что именно?

— Что его здесь нет.

— Петра Маркеловича?

— Подозрительно как-то… Откровенно провалил игру, а сам даже носа не показывает.

— Может, потому и не показывает?

— Ну не самоубийца же он! — вспылил гроссмейстер. — А раз не самоубийца…

Четверо на бугре тревожно задумались.

— М-да… — вымолвил наконец замминистра. — Как бы оно там ни было… Отчеты готовы?

— В целом готовы.

— Тогда не будем даже ждать конца игры. По машинам — и в министерство. Застанем нашего кудесника врасплох.

Славик сообразил, что секретное совещание вот-вот завершится, и стал отползать.

* * *

Он вбежал в гостиницу, буквально отшвырнув дежурного — громоздкого детину в кольчуге и шлеме.

— Савелий Павлович! — крикнул Славик. — Савелий Павлович!..

Низкое, длинное, беленое изнутри строение пусто. Из-под койки в проход выглядывает бочком знакомый туесок. На нетвердых ногах Славик приблизился, взглянул. Берестяное изделие было на треть заполнено собранными сегодня утром грибами. А других Савушкиных вещей не видать. Ни рюкзака, ни пластиковых пакетов с мелким походным барахлом…

В тревожном озарении Славик рывком приподнял подушку на своей кровати. «Губернских очерков» с обложкой от «Гарри Поттера» там также не обнаружилось.

— Где?.. — Он повернулся к дежурному и узнал в нем того самого стражника, с которым они охраняли мост от возможного поползновения недоперепивших цивилов.

— А ведь говорил я тебе, — с ленивой укоризной произнес детина, подходя поближе. — Слежка за ним идет, не подсовывайся.

— Где он?

— Взяли, — безразлично сообщил доспешник, и почему-то у Славика мурашки побежали по спине. Что-то первобытное, древнее послышалось ему в этом слове. — И жену взяли. В город повезли, разбираться.

— А?.. — Не в силах задать вопрос, Славик потряс подушкой над изголовьем своей кровати.

— И книжицу твою прихватили. Так что скоро, глядишь, и до тебя доберутся…

Мистически страшен русский язык неопределенно-личными предложениями. Доберутся. А кто именно доберется — не знаешь. Ужас, которому нет названия; угроза, у которой вместо лица размытое пятно; вина, разложенная поровну на всех…

— Кто доберется?

Стражник пожал плечищами. Митриловая кольчуга была ему явно тесновата.

— А ты?.. — медленно выговорил Славик, делая шаг вперед. — Ты тут при чем?

— Я?.. Ни при чем…

— Да? — Так прищуриваются перед тем, как нажать на спусковой рычаг арбалета. — На мосту ты оказался случайно, здесь — случайно…

— Э! Э!.. — Стражник попятился и предостерегающе возложил длань на рукоять.

Конечно, он был пошире и потяжелее, да и приемы, наверное, знал, но, когда на тебя бросится по-настоящему невменяемый человек, никакие приемы не помогут. Кроме того, у Славика в руке была подушка — грозное оружие, против которого, как известно со времен Вальтера Скотта, не то что тупой — отточенный меч бессилен. Во всяком случае, Ричард Львиное Сердце разрубить ее не сумел.

Видя такое дело, подлый ставленник реала прянул к дверям и выскочил на крепостной двор — пока не придушили.

Подушкой? Запросто!

* * *

Принести себя в жертву может любая женщина, но русская женщина не принести себя в жертву просто не может. Вчера, например, она была готова, глупея от восторга, отдать жизнь за царя-батюшку, сегодня — за мужа-декабриста, который, кстати, батюшку-то этого в случае успешного выступления предполагал шлепнуть собственноручно, а завтра… А черт ее знает, что завтра! Смотря за кого замуж выйдет.

Правда, с нынешними мужьями — морока, бабоньки, морока. Особенно, ежели угораздило жить в эпоху перемен. Вчера еще Боренька твой был пролетарий от сохи — и вдруг, выясняется, дворянин. Вчера еще дедушка его отважно воевал за рабочее дело, а теперь, глядишь, погиб в большевистских застенках, как и подобает деникинскому офицеру. Ну вот как прикажете жертвовать жизнью за такого супруга, если у него квента что ни день начисто переписывается!